Свидание на Аламуте - Страница 142

142

Араб спокойно и даже жалостливо смотрел на нее глубокими глазами под пышным покровом мягких ресниц. Глазами доброго кудесника.

– Вы все-таки еще плохо разбираетесь в исламе, девочка моя. Когда пророку Мохаммеду был один год, с неба спустился архангел Джебраил и вынул из его сердца кровавый сгусток… меру зла! Но я ведь суфий, помните? И я не связан традициями ислама. Я связан только им, – его темные глаза внезапно блеснули каким-то желтым, диким пламенем. – Я подчиняюсь только воле Старца!

Майя вскрикнула и покачнулась. До нее все дошло…

– ВЫ – АССАСИН?!

– Скорее, низарит-исмаилит, – кротко пропел араб. – Аль-Йакуби, не задерживайтесь. Нам дальше.

Они прошли в следующее помещение – с низким потолком. Здесь повсюду был металл, по виду – свинец. В центре комнаты располагалось что-то похожее на маленький деревенский колодец с массивными гидравлическими механизмами, вентилями и трубами. По краям колодца тянулось ограждение зловещей, красно-черной окраски.

– Саркофаг! – приказал араб.

Стальные двери в углу этого плохо освещенного зала раскрылись. Двое поляков – теперь Майя поняла, зачем их привезли! – морщась от натуги, вкатили на колесиках тележки ту самую красную сигару-бочку. Отступили. Махаб кивнул им: мол, возвращайтесь обратно! Двери закрылись.

Так вот зачем он тащил эту штуку из самого Парижа, следил за ее размещением в самолете…

Махаб достал небольшой пульт из кармана и нажал кнопки. Раздалось гудение, и красная бочка начала раскрываться, как кокон.

В неярком свете ламп открывалось лежащее в саркофаге нагое тело. Очень худое. Черты его заострились. И по этим чертам Майя УЗНАЛА девушку!

Это была та самая барышня, которая участвовала в движняке на площади Ленина. Та самая, которой стало плохо, и она упала на траву. Та самая, которая… которая проходила в оперативных документах операции «Невесты» СТО Спецуправления «Й» ФСБ как «объект 56-777 „Шахиня“».

И еще это была та, с которой Майя разговаривала в своем недавнем сне.

Ее тело было выбрито до сахарной белизны; нигде – ни на икрах, ни между ног – не осталось и волоска; а на ее голову была натянута странная, по виду резиновая шапочка.

Махаб посмотрел на сирийца.

– Господин аль-Йакуби, – вкрадчиво проговорил он. – Нам надо открыть еще одну дверку, вы знаете об этом? Нам надо попасть вниз, в служебные помещения. Они плохо защищены от радиации, я знаю, но не переживайте – вас мы туда не возьмем. А дверь открывается только по отпечаткам вашей руки.

Сириец побледнел еще больше. Он уже разорвал на себе узел галстука. А сейчас он просто попятился.

– Нет… Нет! Ни за что! Это… это нельзя! Что вам надо?!

– Хорошо, аль-Йакуби, я познакомлю вас еще с одним моим другом. Вы же когда-то не смогли удержаться от того, чтобы не приютить сладкую гурию, чудо любовных утех, ласкавшее ваше тело всеми возможными способами. Сколько раз вы предавались с ней бескрайнему, фантастическому разврату, а?

Словно в подтверждение его слов, откуда-то сверху раздался звон колокольчиков. Маленьких колокольчиков. И по одной из стальных лестниц, ведущих вверх, сбежало необычное, дико смотревшееся тут существо. Оно казалось тропической бабочкой, попавшей в консервную банку. Это была миниатюрная девушка с длинными черными волосами, роскошно кудрявящимися на кончиках. Одета она была, как для исполнения арабского танца живота под огромными звездами в ночной пустыне: почти обнаженная грудь и развевающиеся лепестки ткани сверху; недлинные арабские шаровары такого же, пламенного цвета… На этой выпуклой правой грудке, чуть повыше соска, чернела татуировка в виде отполовиненного венчика. Ее ноги были босы, и на щиколотках гибких ступней с ноготками, на каждом из которых был нарисован человеческий череп, звенели маленькие бронзовые колокольчики. Несмотря на то, что пол был невероятно холоден для этих босых ног, девушка не ощущала, видимо, никакого дискомфорта.

И Майя, выпустив хрипло дышащую француженку, обмерла.

Олеся. Олеся собственной персоной! Та самая загадочная девчонка из «Лаборатории»! Веселая студентка, искушенная дива, венгерская графиня, мрачная героиня захвата на аэродроме, с помощью двух подушек тогда превратившаяся в беременную офицершу… Алисия.

Ассасинка.

А та смеялась. Лицо ее, живое и открытое, светилось неподдельной радостью. Легко перебирая ногами по ребристому металлу, она подбежала к Майе, заглянула в глаза и проворковала по-русски:

– Ой, какие маленькие умненькие девочки сегодня с нами! Майка-Маечка, как ты?! Я давно тебя не видела. У тебя не замерзли ножки? Молодчинка, зая… Наш человек!

И быстро – Майя не успела увернуться – ассасинка чмокнула ее в щеку ледяными, обжигающими холодом губами.

Теперь Майя поняла – это она ударила ее в пах в туалете. Видно, Майя помешала каким-то ее приготовлениям.

Сириец смотрел на свою бывшую любовницу вытаращенными глазами – он с трудом верил в то, что видел. А девушка приблизилась к нему, обошла несколько раз и бросилась на шею, восклицая по-английски:

– О, мой дорогой! Я так по тебе скучала! Когда ты возьмешь меня, мое тельце, мой ротик? Я жду тебя, дорогой… Но сначала одно одолжение, дарлинг, только одно…

Она что-то прибавила еще на фарси, обвила сирийца, как ядовитый плющ, и начала тянуть его к массивному аппарату с матовым экраном, стоящему в углу.

Махаб, поигрывая оружием, наблюдал за всем этим с усмешкой. Шведы невозмутимо стояли по углам зала, стараясь, впрочем, держаться подальше от черно-красного заграждения. Аль-Йакуби плелся за ней, как заговоренный, как одурманенный шорохом ее босых ног, журчанием ее речи, порхающими маленькими ручками и поигрывающим бликом на животе. Вот он деревянно положил ладонь на матовый экран; вернее, это она положила его руку, накрыв своей. Загудел на высокой ноте зуммер, голубоватое свечение облило пятерню сирийца. Потом раздались щелчок и металлический голос: «Дактилоскопический код принят. Проход разрешен!»

142