Майя не верила своим ушам. Значит, тут были и дети? С другой стороны, если жить на этом куске камня, отрезанного от мира, годами… Но она не успела додумать.
Махаб бросил что-то неразборчивое одному из подручных; тот тут же прижал к губам черный обмылок рации. И тотчас пол под ногами дрогнул. Едва слышный здесь грохот раскатился над Аламутом, а лампы на потолке мигнули и наполовину погасли.
Махаб не отрываясь смотрел на мониторы. За ними наблюдала и Майя… Вот камера снова по кругу обходит каменное блюдце. Вот вырезанные временем скалы, где она стояла. Вот здание РЛС – локатор по-прежнему равнодушно крутит свой анкерный серп. Вот треугольная пирамида. А вот… Плоского здания, окрашенного в желтый и белый, НЕ БЫЛО! Край скалы был словно съеден, откушен зубами гиганта: над ним только оседали каменная пыль и редкие клубы дыма.
Кто-то в зале, в котором осталось из сотрудников Центра человек семь, не считая сирийца, глухо зарыдал. Махаб поморщился и, подняв револьвер, выстрелил. Майю обсыпало стеклянной крошкой – несколько ламп обвалилось вместе с плиткой потолка. Рыдания прекратились.
– Посмотрите на это, мистер аль-Йакуби, – Махаб показал черным дулом на монитор. – Это члены семей сотрудников. В этом вагончике – две моих шахидки. Достаточно одного сигнала – и то, что останется от ваших людей, будет рассеяно по ущелью.
Рыжая сигара, покачиваясь, застыла в пятидесяти метрах от обрыва на казавшемся ниточкой стальном тросе.
– И не надейтесь на помощь армии. Там уже только трупы. Смесь на основе рицина и горчичного газа гарантированно убивает за полторы минуты. Я думаю, вам понятно, что Аламут теперь наш.
Сириец пошатнулся. Он отступил назад, ухватившись за край стола, и наступил на свои же очки – они жалко хрустнули.
– Зачем? Ради Аллаха, зачем вам это надо?! Зачем вы убиваете людей? Вы хотите получить бомбу? Но здесь не хватит запасов урана… У нас нет возможности сделать тут атомную бомбу!
Он кричал. Жилы вздувались на загорелой тонкой шее. Махаб аль-Талир поморщился.
– Атомная бомба – варварство, мистер аль-Йакуби. Горе Ирану, если он пойдет когда-нибудь по этому пути! Нет, у меня другие намерения.
Майя уже поднялась с пола, вернее, просто присела – ноги ее не держали. Черная туфля закатилась куда-то далеко, и у девушки не было сил ее достать. Она сбросила и вторую.
– Итак, – почти весело произнес Махаб аль-Талир, – теперь мы все пойдем погуляем. Как вам это нравится, мистер аль-Йакуби? И пойдем мы с вами к реактору. Не бойтесь, ваших там уже нет. Я предусмотрителен.
Он ухмыльнулся и подтолкнул сирийца дулом оружия. Тот дернулся, как кукла со сломанным заводом, но пошел, нетвердо перебирая ногами в лакированных штиблетах. Махаб посмотрел на Майю; чувствуя ужас от этого обжигающего взгляда, она поднялась. Араб еще раз усмехнулся, осмотрев ее с головы до ног и задержавшись глазами именно на ногах!
– Вы мне нравитесь, милая деточка, – проговорил он. – Как тогда, в сибирском ресторане… Сама непосредственность! Ну, идите, идите.
Шведка подняла Кириаки, встряхнула. Антидот, которого ей ввели, наверное, лошадиную дозу, приглушил боль, и француженка пошла. Майя бросилась к ней, взяла под руку, пачкаясь красным. На ее лицо, которое та прикрывала свободной рукой, девушка старалась не смотреть. В щеке Кириаки до сих пор торчал осколок стекла – кривой, как турецкий ятаган.
Их повели по подземному коридору. За каждым – подручный араба с «Узи». Тот же шел впереди свободно, пружинисто и изредка бросал рассеянные замечания. Спустились по лестнице, потом поднялись. У шлюзового входа в корпус реактора Майя увидела лежащего американца – одного из этой шумной и безмятежной группы. Лежал он навзничь, в футболке, а шея у него была перерезана одним ловким движением. Перехватив полный ужаса взгляд девушки, араб заметил:
– Они мне были нужны как прикрытие. Иначе бы нам не дали мандат МАГАТЭ. Просто МЯСО, прости меня Аллах!
Он оставался таким же неотразимым, спокойным – высокий и рослый, безумно красивый, с длинными ресницами и жгучими черными глазами на овальном лице сластолюбца. Только сейчас он действительно… обжигал. Обжигал ужасом. Дальше, в коридоре, они наткнулись на труп американки; ее, видимо, тащили за ноги – ковер пропитался кровавыми полосами по этому следу. Голова ее даже чуть отделилась от тела… Майя ощутила, что она уже спокойнее смотрит на трупы. Привыкла? Ужас происходящего выжег в ней все остальные чувства, заставил маленькое ее сердечко окаменеть и покорно ждать возможной развязки.
Только вот… Алексей. Все. Прощай, Лешка!
В помещении реактора – таком же зале, но уже не круглом, а напоминавшем автоматическую камеру хранения, – шкафы с лампами и номерами до потолка, запах пластмассы и смазанного железа, гудение каких-то трансформаторов. В этом зале оставшихся в живых приковали новенькими, серебряно звенящими наручниками к металлическим ручкам этих шкафов. В углу на циновках – тут пол покрывала ординарная кафельная плитка – сидели две женщины в черном, закутанные до глаз. Они казались толстухами. Махаб указал на них, по-прежнему стволом своего револьвера.
– Это шахидки, аль-Йакуби. Еще одни. Сейчас сюда доставят контейнер с образцами урана. Вы прекрасно понимаете, что значит простой взрыв. Облако, я думаю, поднимется на высоту около трех тысяч метров и пойдет, судя по розе ветров, прямиком на Тегеран. Или в сторону России? Впрочем, и это неплохо. При любой попытке штурма извне их пояса будут приведены в действие.
– Махаб! – не выдержала Майя; ее голос показался ей самой пронзительным, вибрирующим. – Но зачем вы делаете все это? Вы же… мусульманин! Вы же… вас покарает… Аллах!