Свидание на Аламуте - Страница 79

Ну, лана. Все это детали.

Понимаешь, нет никаких слов, чтобы рассказать о наших экспериментах высочайшей степени наглости. Надо было БЫТЬ ТАМ. Для тех, кто не был, все слова останутся пустым звуком. Просто Пятерка. Но какая! Пять баллов. Хотя по шкале Рихтера трясло на все 10 баллов. „Осторожно, тело прогибается! Следующая остановка ТО НЕ ЗНАЮ ЧТО“ J. Исключительная слаженность и нестерпимая тяга к неведомому…

Ладно, жара достала, нужно идти обратно, падать под кондер. Знаешь, кстати, что такое „болезнь легионеров“? Это болезнь тех, кого много. А нас мало. Потому и не болеем, чего и вам желаем.

Пиши. Мыло просматриваю трижды в день. Пока что готовим семинар и тренируемся в медитациях. Йогируем в узком кругу: я, Соня, Данила, Иванчо и еще кое-кто, кого ты не знаешь. Все выглядят усталыми после Лондона, но о том, что там было, молчат, как партизаны.

До связи!»

Что-то огромное пронеслось над головой Медного, со свистом рубя воздух, на секунду накрыло экран тенью и врезалось в песок, обдав его клавиатуру рассыпчатым фонтаном. Медный уткнулся носом в песок, как при артналете, а когда, отфыркиваясь, медленно поднял голову, то увидел стоящего в двух метрах юного белокурого бесенка мужского пола, если судить по фигурному и основательному для пяти лет «половому признаку». Эта бестия радостно улыбалась, пряча за крепкими ягодицами извлеченную из песка пластиковую «летающую тарелку». В это время от тентов и лежаков бежала вторая бестия – только не белокурая, а лысая, в длинных шортах и вывалившимся оттуда пивным животом. Виновница живота была зажата в руке – банка ледяного «Гессера».

– Энтшульдиген зи бите! – пыхтя, произнесла лысая бестия и одним движением развернула малыша; радостно хохоча, тот убежал.

Медный с кислой гримасой кивнул и принялся сдувать песчинки с клавиатуры. Немец проговорил еще что-то, явно извиняясь за своего воздушного аса и предлагая пиво в качестве контрибуции, но Медный сердито помотал головой. Потомок тевтонских метателей ракет «Фау» удалился, усиленно стараясь сохранять лицо.

Горячее солнце Эль-Кусейра снова погладило Медного жаркой ладонью по голове. В безупречно синее небо врезались полукруглые оконечности корпусов отеля, окруженного бородавкой парка; за ним, в дымке, плавала эстакада шоссе, а по правую сторону тянулась полоска абсолютно ровной, чистой земли, точнее – песка, словно за отелем начиналась пустыня Сахара.

Медный решительно передвинул курсор на экране, поставил извиняющуюся закорючку «PS» и продолжил.

«Чертовы немцы! Это что-то с чем-то! Варвары, епрст. Как были, так и остались теми же германцами, разграбившими Рим. Теперь вот Эль-Кусейр грабят… Русских тут мало, как ни странно, хотя и сезон. Кстати, многие арабы знают русский язык, поэтому общаешься с ними чисто по-корефански. Особенно радует „директор Красного моря“ араб Славик (это он так представился). Очень обаятельный, общительный малый, который переобнимал на пляже абсолютно всех женщин моложе сорока пяти. А директором мы его назвали вот почему… Здесь в море через кораллы ведет понтонный мост, который с семи вечера перекрывается пляжной раскладушкой. А открывает море всегда Славик, фактом своего прихода на работу. До этого момента за входом на мост бдительно следит туристический полицейский, которому предписано никого в море не пущать под страхом его собственной смертной казни. Эти меры предпринимаются для того, чтобы с купальщиком не случилось чего-нибудь непредвиденного. А для туристов, чтоб неповадно было, подгрузили устрашающую картину мира, в соответствии с которой после захода солнца из морских глубин поднимаются все возможные хищники, включая акул.

Мы со Славиком постоянно перебрасываемся шутками на ломанном английском (щас знаешь, какой у меня английский!). И вот я ему как-то заявил, что он нам больше не друг, так как приходит на работу к восьми. Славик же на это с чертиками в глазах начал жаловаться на жизнь: и встает он в пять утра, и побриться ему надо, и футболку постирать, и с боссом встретиться, и т. д. Неожиданно для нас, после этого разговора Славика поставили начальником бассейна, а на его место назначили молчаливого араба, который стал приходить к 7-30. И нам стало не хватать Славика.

Снова о русских. Ты бы видел, как мы быстренько пролетали по понтону и успевали нырнуть, когда полицейский что есть мочи бежал за нами и пытался по-английски объяснить, что купаться до 8-00 запрещено. Наши изображали, что не понимают английского, и преспокойненько продолжали плавать дальше. Причем английский все знают на ять, кроме меня.

Ну так Лис позавчера этого полицейского и прогнала. Нырнула, сняла с себя в воде верхнюю часть бикини и вылезла в таком виде на понтон. Полицейский чуть в воду не брякнулся. А Лис такая сначала грудь руками закрыла, а потом на „типа-английском“ давай ему объяснять, что вот, мол, купальник порвался, нельзя ли как-то помочь его выловить… И руками машет… А тот… короче, с ним чуть приступ не случился. Развернулся и бегом, опрометью с понтона. Теперь мы всегда Лис вперед выставляем, и, едва наша процессия подходит к понтону, этот дядька попросту убегает…»

Теперь Медный уже точно собирался закончить, но в этот момент ему в голову пришла еще одна мысль. Он торопливо застучал по черным кнопкам.

«Слушай, еще такая фишка! В отеле живет семья – умереть не встать! Глава этой семьи – русский бык, зовут АЛЕХАН!!! Я его, правда, видел только мельком, но, я те скажу, это картина! Цепища на шее якорная, золотая, пиджак малинющий, как у нас было распространено лет десять назад, рожа уголовника конченого. А с ним – ни жены, ни любовницы! Только две цыганки – пожилая и молодая. Так вот, они нянчат его двоих детей: карапуза лет четырех и девчонку класса эдак третьего… Я тебе потом о них расскажу, это маленькие дьяволята! Так вот, прикинь, с пожилой цыганкой я тут перемолвился парой слов, так она говорит, что тебя знает, слышь? Передала привет. Давай, выдай мне оперативную информацию на тот случай, если она что спросит, чтобы я дураком не выглядел…»