Теперь Неро понял причину столпотворения на улице. Туристические автобусы, оказавшиеся в радиусе километра от этой шумной акции, слетелись к Мадлен, как осы на сладкое, и туристы: греки, итальянцы, шумные американцы и даже шведы – образовали плотную толпу вокруг помоста. Вторым кордоном шли гомонящие цветочницы, которые умудрялись в этой толчее продавать букеты фиалок; было также много молодежи, по виду студенты.
– …грудь… Мадлен… грешница… вылизать… очистить… ритуал… – донеслось до Неро и Лунь Ву.
Неро еще вертел головой, пытаясь определить характер этого возмутительного сборища. Кто это? Антиглобалисты? Протестующие против реформы образования? Активисты движения защиты животных?
В этот момент косматая девчонка докрикивала в микрофон последние слова, из которых Неро понял только то, что те, кого зовут Мадлен, сейчас будут участвовать в ритуале, с помощью которого церковь и прилегающая территория волшебным образом очистятся от мусора, которого и правда тут хватало: обертки, пластиковые стаканчики, пивные банки лежали кучами у подножия гордых колонн, а от туалета с той стороны слегка припахивало вонью.
На помост стали выходить хихикающие девицы. Первая из них, блондинка, эффектно выбросила в толпу свои туфли и одним движением сорвала желтенькую кофточку, обнажив роскошную грудь. Толпа взревела. Девица сделала пару шагов к толстяку-повару, и тот, уже приготовивший порцию крема в бумажной тарелке, щедро, с размахом, прилепил тарелку прямо на выпуклые шарики. Брызги полетели во все стороны. Девушка засмеялась и, отойдя в сторону, села на высокий стульчик – один из тех, что обычно стоят в барах.
Неро кинулся в машину.
– Калабри! Вы на месте?
– Со стороны бульвара Мадлен, – донесся голос корсиканца. – Какие будут приказания?
В этот момент пальцы Лунь Ву, тонкие, но очень сильные, сжали плечо чиновника.
– Неро, они кидаются тортами, а не бомбами! Если вы подождете пять минут, я расскажу вам о том, кто убил Алеся Радзивилла…
Чиновник замер, остановившимся взглядом уставился на телефон. Потом выдохнул:
– Калабри, займите позиции и ждите приказаний. Ничего не предпринимать!
И резко, с остервенением, он повернулся к женщине-комиссару:
– Ну?!
В его водянистых глазах плясали гнев и ненависть. Между тем Лунь Ву, словно нарочно затягивая время, закурила новую сигарету, свела острые коленки, оперлась на них таким же худым локтем, а на кулак положила подбородок, застыв в позе ленивого рассказчика.
– Я стала специалистом по немотивированным убийствам, Неро. Сначала – женщины из Сены, потом вот это… Убийство молодого аристократа, без ограбления, без надругательства над телом. Странный способ, странное место.
– Быстрее!
– Не торопите. Так вот, когда в комиссариате мне сообщили об утренней находке в фонтане на площади Бастилии, я помчалась туда. И обшарила место преступления.
– Наши люди обшарили его тоже, – мрачно отрезал Неро, отворачиваясь. – Я уверен в том, что они сделали это самым тщательным образом.
– А я – нет! Потому что ни один полицейский не полез в фонтан. А я сбросила обувь, закатала джинсы и полчаса плескалась там, исследуя каждую бумажку. И вот что нашла.
Лунь Ву протянула ему четкую фотографию размером с кассовый чек, выпавшую, скорее всего, из какого-то небольшого документа. Снята эта фотография была, как видно, в ультрафиолете, потому что буквы, отбитые равнодушным принтером кассы, читались не очень четко и светились красным.
– Счет, – лаконично сообщила Лунь Ву, – который выпал из кармана этого бедолаги…
– Не называйте его бедолагой! – взвился Неро, не обращая внимания на слушающего их разговор водителя-крепыша в полицейской форме. – Это абсурд. Радзивилл – аристократ. Он никогда не возьмет с собой счет… Почему вы считаете, что это ЕГО счет?
– Да, – Лунь Ву ухмыльнулась, – аристократ никогда не заберет бумажку со счетом, если только… если только он не поспорил, и если этот спор – дело принципа, а счет может доказать его правоту, не так ли?
– О чем вы?
Неро, все больше и больше раздражаясь, наблюдал за тем, как на помосте самые смелые из толпы вылизывали смеющихся и крутящихся на стульчиках девиц. Большей частью это были итальянские туристы. Неро представил себе, что слизывание ванильных сливок с юной спелой груди безвестной мадемуазель станет их самым горячим и ярким воспоминанием о легкомысленном Париже.
– Посмотрите на последнюю цифру. Триста сорок евро. Что там написано? Правильно… Ра-то-то-тан.
Неро вздрогнул. В голове у него проплыл полумрак ресторана, где они сидели тогда, и эта чернокудрая миниатюрная женщина…
– Сыр?
– Да. Вид эдамского сыра, производимого в городе Роане. Искаженное «отрыжка Роана». Я знаю, что в состав его входит перебродивший яблочный сок! Его производят крайне мало и поставляют только по заказу в два парижских ресторана. Двухсотграммовая коробочка с сыром, обернутым в два слоя фольги, стоит ровно триста сорок евро. С кем Алесь Радзивилл поспорил, что НАЙДЕТ В ПАРИЖЕ сыр ратототан?
– Sacrebleu! – Неро заскрипел зубами, фото в его руках задрожало.
На помосте облизали последнюю девицу; судя по ее голубому фартуку и загорелым натренированным икрам, это была одна из цветочниц. Тем, кто уже закончил процедуру, надевали на шею венки из фиалок и пионов. В толпе аплодировали. Ведущая с микрофоном что-то кричала, но Неро не слышал. На помост вынесли стеклянный куб…
– Что это, черт возьми?
– Точка Сборки. Ритуал надо зафиксировать… – быстро ответила Лунь Ву.