Свидание на Аламуте - Страница 152

152

Под музыку этой молитвы, под шум текущей ручьями воды – она текла и на Майю, но завороженная девушка не чувствовала этого – обнаженная фигура встала на ноги. Она была как робот; кости и мышцы двигались под ее синеватой кожицей. Она пошла. Ее босые ступни, невероятно худые, с фалангами пальцев, будто выточенными из металла, перекатывались сначала по стали, а потом… потом по пустоте! Краснея обожженными точками на жуткой татуировке черепа, это существо, этот гомункул шел над бездной, вытянув руки, к переливающемуся образу Старца.

Старца Хасана Гуссейна ас-Саббаха, чье бренное тело было предано каменистой почве Аламута еще в тысяча сто девяносто втором году.

Махаб стоял ближе всех, с краю. Его необъятная спина в костюме блестела, испачканная бараньим салом, кровью и ржавчиной. Он уже достал из одежды нечто, похожее на рубиновый банан, на темно-красное изделие из секс-шопа, что-то искривленное и длинное… Держал перед собой – этот предмет, наверняка чудовижно важный, завершающий процедуру, был виден! Да. Это то, что войдет в выбритое лоно. То, что осталось от Старца, от его чудовищной силы Зла и ненависти.

И Майя неожиданно для себя бросилась вперед. Головой в эту проклятую спину!

Точнее, ей так показалось. Гигантским усилием мысли, со всей мощью в одночасье выходящего напряжения, она выстрелила энергией в спину ненавистного араба. Будто белое сияние ударило его в плечи и моментально опрокинуло вниз – в шахту.

Свет, излучаемый образом Старца, моментально померк, посерел, а идущая по пустоте девушка закачалась… и рухнула вниз.

Но на пути ее оказался тот самый, искривленный ударом стальной брус; она повисла на нем. Через несколько секунд, перебирая тонкими руками и ногами, она взобралась на него, будто диковинная личинка водного насекомого – на соломинку, белея матовым суставчатым телом. Девушка подползла к перекладине, уходящей вверх, и прижалась к ней.

Майя расширила глаза от ужаса. Оскалив острые зубки, от края шахты к ней шла Олеся. Ее юбки порвались, растрепались, и испачканные маленькие ноги наступали сейчас на лохмотья – ткань трещала.

Майя попробовала отползти и прикрыть собой француженку. Но Олеся не дала ей такого шанса. Она прыгнула, в этом полете перевернулась кульбитом и рывком сорвала с себя юбки. Мелькнули обнаженные узкие бедра, которые опоясывал только золотой браслетик… Нет, она не ударила. Она приземлилась в двух шагах от Майи и наклонилась, разинув рот в беззвучном крике. Растрепанные мокрые волосы ее шевелились, как змеи.

Майя ощутила, как какая-то сила накатила на нее и, не дав вздохнуть, бросила на сталь. Животом. Она попыталась встать – ей не удалось. Более того, невидимая сила начала выгибать ее, выворачивать суставы рук и ног. От дикой боли Майя не выдержала и закричала, а Олеся стояла рядом и только водила руками, только посылала ей смертоносные импульсы.

Майю ломало. Она не видела, но на вывернутых чудовищной дыбой ступнях, на пятках и на запястья лопнула кожа. Майя задыхалась. Вот боль чуть ослабла, но другая, будто раскаленный прут, пробила ее позвоночник.

Боковым зрением она увидела нагие бедра, загорелую кожу, опоясывающую низ живота подвеску…

Стоя над ней, Олеся с ухмылкой корежила ей позвоночник, поставив босую пятку на спину лежащей. Боль заполняла весь мозг Майи, девушке казалось, что она видит, как слипаются раздавленные позвонки, сминается хрящевая ткань. Голая ступня Олеси, превратившаяся в орудие пытки, раздиравшая тело огненными пальцами, добралась до плеч. Одежда на Майе под этой огненной подошвой лопалась, разлеталась лоскутами.

Еще секунда, и эти безжалостные пальчики сломают ей шею. Она убила таким образом, наверно, не один десяток человек… Кому придет в голову бояться ее точеных, маленьких ступней!

Майя вдруг поняла, что это – последний шанс. Самый последний. Какие-то остатки сил еще бродили по ее телу. Выкрикнув, отрыгнув ругательство, девушка извернулась под своей мучительницей и, увидев у самой щеки краешек этой ступни, со всей силой впилась в ровные, с круглыми ноготками, такие нежные пальчики.

Но это было, как если бы она лизнула металлический прут на морозе…

Они обожгли язык и, казалось, пристыли к небу. Майя, обезумев, стискивала зубы, чувствуя, как сахарно хрустят косточки во рту, и она готова была умереть, но не выпускать эту проклятую ногу из тисков своих челюстей. Она мотала головой, как собака, разрывая эту плоть, впиваясь все глубже и чувствуя, что ее рот заливает, наконец, что-то солоноватое, а боль, терзавшая ее тело, почему-то гаснет, отступает.

И только она обессилела, только разжала зубы, как по шахте прокатился стон – стон раненого зверя, скулеж… подвывание.

Хромая, ассасинка удалялась от нее. Вот она, напрягая полуголое тело, страшной обезьянкой проползла по стальному брусу. Схватила, отодрала от металла белую личинку, закинула ее себе на спину и одним прыжком исчезла в темноте. Напоследок она обернулась к Майе. И к девушке в очередной раз вернулось это дикое ощущение. Ощущение абсолютного Зла, которое смотрело на нее из зашторенного окна той самой «нехорошей» квартиры.

Только это было уже различимое лицо: когда-то милое, живое и наверняка улыбающееся, а сейчас искаженное, сведенное судорогой. Это было личико маленького дьявола, опутанное волосами-космами, и зубы, необычайно острые, торчали в этом рту, как белые клыки-осколки.

Майя услышала звериный рык – короткий и страшный.

И ассасинка исчезла.

В этой тишине только капала сверху вода, вернее, лилась потоком, и где-то внизу скрежетали коснтрукции – что-то происходило с шахтой. Стальной пол подрагивал.

152