Свидание на Аламуте - Страница 150

150

Улыбаясь, играя на ходу выпуклым белым животиком, полуобнаженная девушка приблизилась к сидящим, встала на колени. Потом взялась за одну мощную кроссовку на ноге неподвижной Кириаки и резко дернула на себя.

Рывок был такой чудовищной силы, что содранная обувь просто распалась у Олеси в руках, с ноги слетели часть лопнувшей штанины и носок. Олеся легко повторила эту операцию и со второй кроссовкой, оголив ступни Кириаки.

Майя вздрогнула: она поняла, отчего француженка никогда не показывала свои ноги. Маленькие, аккуратные ступни француженки были покрыты сплошной фиолетовой вязью татуировки. Это не было рисунком – арабские иероглифы шли от кругленькой пятки, от мозолистых натертостей ее кожи до маленьких пальчиков, проходили по подошве и заканчивались только на середине икры.

– О, как мудр Аллах, вдохновивший нашего шейха ал-Маммуна, который нашел способ, как сохранить в тайне молитву, способную вызвать в наш мир дух ас-Саббаха! – услышала Майя. – «…тайну носит земля, но она не принадлежит ей; тайной владеет человек, но не ведает ее; там, где сходятся Земля и Человек, есть разгадка!»

Усмехаясь в бороду, араб декламировал эти слова, а в его руках поблескивал недлинный, но великолепно отточенный меч с рукоятью в форме змеиной головы. Что он собирается делать?

– Только здесь, на священных камнях Аламута, эти ноги станут следами, по которым придет Старец Горы…

Между тем Олеся запросто опустила ладони в крайнюю плошку с раскаленным бараньим жиром и плеснула его на голые ступни Кириаки. Потом она достала какой-то мешок и высыпала туда серый порошок, пахнущий навозом и гнилью. И начала, плотоядно облизываясь, втирать эту вонючую смесь в маленькие, испещренные фиолетовым ступни. Кириаки пошевелилась, простонала что-то.

– Это земля из могилы ас-Саббаха на восточном краю Скалы… – проговорил араб. – Что ж, как написано на правой ноге, тридцать пятый стих двадцать четвертой суры: «Аллах – свет небес и Земли. Он – словно ниша, в которой пребывает светильник; светильник заключен в стекло; стекло сияет, как яркая звезда. Возжигается он от благословенного оливкового дерева, которое суть не восточное, ни западное, и масло его способно воссиять само собой, даже если его не коснется огонь. Свет во Свете».

Теперь Олеся поливала ноги Кириаки оливковым маслом, любуясь, как золотистая жидкость стекает по подошве и поблескивает лужицей на стальном полу.

– А на второй ноге, – продолжил стоящий Махаб, – шестой стих двадцать пятой суры: «Кого Аллах пожелает направить, тому откроет душу для ислама. Кого он пожелает сбить с пути, тому сожмет грудь, создаст такие трудности, как если бы он поднялся в небо. Так Аллах проявляет гнев к тем, кто не верует!» Что ж, она пойдет до своего конца, и за ней проследует тень ас-Саббаха!

– Вы… сумасшедший! – хрипло выкрикнула девушка. – Она не может ходить, она умирает!

Махаб, уже повернувшийся было спиной, оглянулся.

– Она может и не ходить, – со зловещим равнодушием обронил он. – Если гора не идет к Магомету… то я заберу ее ноги и отдам Старцу.

И он взмахнул своим коротким мечом. Майя похолодела. Сейчас на ее глазах искалечат человека. Впрочем, его и так уже искалечили. Внезапно Кириаки оторвала окровавленные руки от глаз и вытянула их в сторону Махаба. На месте ее глаз оказалось сплошное алое месиво.

– Махаб! – хриплым, прерывающимся, но еще пронзительным голосом крикнула она. – Я проклинаю тебя! Да будешь ты проклят Аллахом, Махаб!

Тот не удивился. Он стоял, гладя тонкими пальцами палочку и все еще сжимая рукоять меча.

– Вот как? И это говорит атеистка, доктор физики?!

– Я проклинаю тебя… Я тебе помогала во Франции, да, я верила в то, что ты хочешь справедливой исламской революции. Я думала, ты хочешь уничтожить богатых и накормить всех голодных… Я помогла тебе изготовить этот саркофаг, я помогла тебе вывезти эту девчонку… Но теперь я понимаю… что ошиблась… Ты – чудовище! Будь ты проклят, дьявол тебя забери!

Араб только усмехался. Он рассеянно смотрел на красный цилиндр, сделанный, как уже понимала Майя, из высокопрочного стекла и обладающий специальными системами, позволяющими поддерживать это нагое тело в атмосфере постоянно низкой температуры, при которой замедляются процессы, загустевает кровь, но не допускается омертвение тканей. Вероятно, он стоит миллионы долларов…

– Об этом ты поговоришь с Аллахом! – резко бросил араб. – На том свете.

И он стиснул пальцами палочку – из ее кончика вырвался огонек, который слабо искрился.

Взяв лежавшую в саркофаге за руки и за ноги, как пластиковый магазинный манекен, они вытащили ее и положили на пол неподалеку. Олеся с видимым удовольствием села лежащей на грудь, стиснув ее руки пятками – были видны напрягшиеся бутылочками, выпуклые икры на ее голых ногах. Она рывком сдернула с головы этой полумумии черную шапочку.

Майя снова вцепилась в вялые плечи Кириаки. Голову той девушки когда-то гладко выбрили и нанесли на нее татуировку. На тонкой коже черепа она выглядела не фиолетовой, а, скорее, иссиня-багровой. Это был треугольник с цифрами; он покрывал почти весь череп.

Махаб мельком взглянул на мониторы, проверил картинку, передал Олесе палочку, а сам встал в изголовье и раскрыл, достав откуда-то из темноты, толстую книгу в старинном переплете. Гортанным голосом он начал читать. Это была молитва или сура Корана – на арабском.

Трещали фитили. Дым бараньего сала ел глаза. Постанывала раненая француженка. Майя прикрыла глаза – она устала от фантасмагорического ужаса происходящего. Все, что было до этого в ее маленькой жизни: дом, учеба, подруги, Алексей и Ромка, – казалось просто милым сном. Получается, что и в наше время, живя в обыкновенном городе и не занимаясь оккультизмом, можно внезапно провалиться в такой густой кошмар… И ведь самое главное – никто не будет ее искать. ЖЭУ не придет с проверкой, участковый не постучит в дверь; МИД не направит ноту, крейсеры не выйдут к чужим берегам, и даже спецназ, как показывают в боевиках, не вылетит в горные хребты Северного Ирана. Это конец. Хотелось умереть.

150