Кроу дико посмотрел на Шкипера и пробормотал, бледнея:
– О, Боже! Значит, они их… Мистер Радклифф, Джулия Уолсли, наш криптограф…
– Будем надеяться, они живы! – оборвал его Шкипер. – Мари, иди туда. Освободи людей. Они могут быть связаны. Действуй по обстановке. Если что – стреляй.
Валисджанс кивнула острым подбородком. На ствол своего «маузера» она уже уверенным жестом надевала толстый цилиндр глушителя. Такой же Шкипер небрежно протянул и Медному. Где все эти мелочи вроде фонариков, глушителей и запасных магазинов он прятал до этого, будучи лишь в шортах и майке, Медный так и не догадался.
У Кроу фонарик был прикреплен на его пробковом шлеме, но Шкипер покачал головой и протянул англичанину такой же голубенький светлячок, добавив сухо:
– Оружие снимите с предохранителя и будьте готовы ко всему!
Свет лампы на штативе погас. Теперь мрак внутренних помещений тысячелетнего строения нарушали только острые, как шпаги, лучи голубого света.
Они вышли в коридор, прошли несколько шагов, но Шкипер вдруг остановился и тихонько позвал:
– Кроу!
Он полоснул лучом по рыжим, кожаным армейским ботинкам англичанина. Все остальные бесшумно ступали босыми ногами по прохладной перине плесени, а Кроу грохотал своей обувью в пирамиде, где каждый звук отдавался гулко, убегая взад и вперед по коридору. Кроу понял, присел, быстро справился со шнурками. Медный узнал полосатые гетры, которыми Кроу встал на пол.
– Пошли!
Они передвигались медленно. Как это ни странно, но глаз Медного уже привык к темноте. В этой чернильной невиди он улавливал силуэт Шкипера, светящиеся белые волосы Лис.
Шкипер едва слышным шепотом спросил Кроу:
– Почему здесь так сыро?
– Под пирамидой источник какой-то жидкости. Границы пока не определили, – ответил англичанин, тщетно стараясь приглушить свой хриплый бас.
Остальной путь шли в полном молчании. Медный, передвигавшийся в середине, между Лис и Шкипером, вспоминал фильмы, снятые на благодарную тему мумий и пирамид, – ничего похожего, никаких полчищ скарабеев, никаких занавесей липкой паутины. Только прохлада и пухлая плесень под голыми подошвами.
Вот и черная дыра в полу – колодец. Кроу установил перекладину лебедки. Первым свое тренированное тело погрузил туда Шкипер. Ухватившись за кольца и не выпуская пистолет, он плавно заскользил в чрево этого колодца. Лебедка спускалась бесшумно, раздавалось только шуршание – видимо, тело Шкипера задевало выступы стенок. Прошло секунд пятнадцать. Потом вторая веревка, на которой стоял Медный дернулась три раза: можно спускаться. Он передвинулся к краю, а ступни Лис тут же заняли его положение на веревке, контролируя сигнал.
Спуск в колодец, стенки которого дышали холодом и изредка впивались в бока и локти острыми резцами выступающих камней, показался Медному вечностью. От потревоженной плесени, клубившейся в воздухе, хотелось чихать, и он с трудом сдерживался. Наконец он спрыгнул с веревки, приземлился рядом со Шкипером и нажал кнопку на спусковом блоке, отправляя его наверх.
Как-то странно пахло в этой галерее, уходящей вниз. Словно в авторемонтной мастерской. И почти не было плесени.
Прошла еще минута. Спустился неловкий Кроу, белея полосками гетр, и за ним – Лис. И тут Медный различил необычный звук. Если бы у пирамиды было сердце, то оно, вероятно, так же глухо бы постукивало в тишине – ритмично, через небольшие промежутки времени. Из самых глубин древнего сооружения шел еще один звук, похожий на завывание.
Шкипер тоже услышал этот звук и ощутимо напрягся – это Медный почувствовал даже на расстоянии.
– Вперед!
Обратившись в бесплотные тени, они скользнули вниз. Проход сужался и становился ниже. Впереди вдруг чуть посветлело, и по примеру Шкипера все выключили фонарики. А потом гибкая фигура парня упала на пол. Надо ползком. Пол тут был неровный, но сухой, и Медный, которого переместили в арьергард, пополз тоже, сопя и изредка стукаясь лбом о пятки Лис, передвигающейся впереди.
Этот маневр оказался правильным: через двадцать метров потолок взлетел вверх; стало светло.
Они лежали на террасе, откуда вниз спускались удивительно ровные ступени, ведущие в достаточно большой зал, своды которого не просматривались из-за мрака. Огромные, в два человеческих роста изваяния ограждали периметр этой комнаты – по два с каждой стороны. У них были жутковатые лики египетских богов, четырех сыновей Горуса – Амсета, Гапи, Дуамутефа и Кебехсенуфа, – охраняющих забальзамированные внутренности фараонов. Эти изваяния грозно сверкали искрами в алмазных глазницах. Черный базальт их тел поблескивал масляно, а под постаментом валялись мелкие, очевидно, бараньи кости.
Медный приподнял голову, чтобы посмотреть вниз, и у него захватило дух.
По краям лестницы расположились три человека в бедуинских халатах, но под платками – отнюдь не темные лица арабов. Узкий разрез глаз, плоские, словно вдавленные в череп носы, каленые скулы и очень белая кожа северных людей. В руках этих стражей – охотничьи ножи. Наверняка они умеют их метать быстрее, чем иные – стрелять. А посередине этого зала, усыпанного кое-где черепками расколотых или развалившихся от старости ваз и кувшинов, творилась фантасмагория.
На ложе, высеченном из цельного куска черного вулканического базальта, лежит нагая девушка. Медному видны ее непропорционально большие ступни, каждый палец которых унизан золотыми украшениями. Украшения же покрывают и ее обнаженное тело, необыкновенно белая кожа которого блестит от масла. Волосы девушки заплетены в десятки косичек, а на лице – блестящая золотом страшная маска Изиды с прорезью оскаленного рта. Над головой, лежащей в высоком треножнике, пылает какой-то жертвенный огонь, распространяя тот самый незнакомый, щиплющий нос запах. Он смешивается с запахом гари от четырех смоляных факелов по четырем углам зала.