Капитоныч взмахнул бубном, дудочка подскочила к губам.
– …Когда зашел последний ассистент, сталкеры растеклись по земле и слились с ней, формируя радужную сеть и постепенно всплывая двухметровым бассейном. Встав ногами в Воду, откроем чакры для течения Пространства и Времени. Мы открыты, как наши пятки! Все похлопали ладошками по поверхности… ну, ну, быстрей! Смена форм в передвижении; яйцевидный овал, капля, змея, Уроборос…
Он бросил на голову Мими нечто, извлеченное из-под своего необъятного пончо. Майбах, вяло похлопывая в ладони, с ужасом увидел, что это искусно выполненная копия змейки, с рубиновыми глазками. В тот же момент маг подхватил одну из свечей и начал беспощадно накапывать горячий воск на ступни Мими и герцогини, но ни та, ни другая, судя по их полной неподвижности, даже не обожглась. Затем Капитоныч парой движений обкапал воском свою макушку и воскликнул:
– Реакция первых встречных – эвристическая модель стратегических действий!
Он принялся дудеть в дудочку, потряхивая своим бубном. К темным высоким потолкам собора Сазорк поплыла тягучая мелодия, которой в Индии заклинают змей, прерываемая серебряным звоном колокольчиков на бубне и одежде Капитоныча.
– Вас подвергнут анафеме! – прошептал издатель на ухо полковнику. – Вы с ума сошли… с вашим архиепископом!
– Тс-с! – шикнул на него Заратустров.
Они в полном молчании стояли, наблюдая за процессом. От лица стоявшей на граните женщины отлила кровь. Майбах заметил, как на ее ступне лихорадочно бьется фиолетовая жилка. И внезапно с изумлением он сообразил, что эти покрытые равномерным загаром ступни отделились от пола на несколько миллиметров и плавают… в воздухе! Майбах испуганно моргнул. Но тут фигуру леди Сары перекрыл Капитоныч, пятки которого выбивали чечетку. Он кружился на одном месте, а негритянка тем временем раскачивалась… Все это продолжалось минуты три, и потом в тишине раздался хриплый вздох-всхлип женщины, послышался гулкий удар – то ли о пол, то ли из-под него – и Капитоныч шумно задул первую свечу.
Все как по команде бросились к гробнице. Мистер Дэви ласково поднял на ноги пошатывающуюся Мими, а сэр Реджи и полковник придержали герцогиню. Та открыла глаза, моргая, как невыспавшийся ребенок.
– О, господи! – проговорила она изумленно. – Я так долго спала?!
– Вы были в забытьи три с половиной минуты, – мягко возразил Заратустров, придерживая ее под локоть. – Как самочувствие? Идти можете?
Та усмехнулась благодарно:
– Спасибо, джентльмены, все хорошо. Это воск?
Она изумленно оглядывала свои ступни, закапанные розовым воском.
– Часть ритуала, – виновато заметил полковник.
Но Сара Фергюссон и этого не смутилась, а, наоборот, расхохоталась бесподобным гортанным смехом.
– О, это мне нравится! Я видела такие вещи. – Она с сомнением посмотрела на туфли, потом схватила их в руки. – Нет, на каблуках я не дойду… Мы закончили, джентльмены?
– Да, можно идти.
Капитоныч, выдохшийся, с потным лбом, подошел сзади к Майбаху и пихнул его в бок.
– Привет, друг Майба! Тебе привет от эгрегора Выймя… Как оно?
– Хорошо. Ну и чертовщину ты устроил!
– Крест-арбалет, жонглирование религиозным фанатизмом – причиной социальных и стихийных катаклизмов, – бодро ответил Капитоныч. – Когда мы крестимся огнем, Бог крестится нами, от маразма мы не помрем – духовное небо над нами! Я превратил эшафот казни в эшафот любви…
На них зашикал полковник, и это было вполне понятно: стоя на черно-белой мозаике пола, у самых высоких дверей на выходе из церкви, Сара Фергюссон рассказывала то, что увидела. Видно, она и сама не думала, что это будет так трудно. Лицо ее залила бледность, и она даже оперлась на руку сэра Реджи.
– …это очень тяжело, джентльмены. Я словно летала… точнее, висела над местом казни. Какая-то очень старинная крепость. Стены из крупных камней. И много народу. Воины восточного типа, с саблями. У этих сабель странные клинки – они как будто расплющены на концах, как лист…
– Турецкая сабля с афганским клинком! – шепнул Майбах Капитонычу.
Их, слава Богу, не услышали.
– Эти люди окружили место казни, грубо сколоченный эшафот. Петля… На эшафоте стоит старик. Лицо очень злое, черная борода… на лбу свежий шрам, глубокий…
– В толпе, в толпе кто?! – тихо пробормотал Заратустров.
Сара Фергюссон вздрогнула от этой подсказки, растерянно посмотрела в глубь молчащего полумрака собора Сазорк.
– Тут… тут европейцы! Это рыцари… какие-то рыцари. У них такие кинжалы… как трезубцы.
– Рунка! – снова не выдержал эрудированный издатель. – Испанское оружие типа протазана…
На этот раз на его плечо легла вдруг тяжелая рука англичанина, придавила его, и Майбах робко умолк.
– Господи Иисусе, его вешают… Да! Воины кричат… Они радуются. А там… джентльмены, это не совсем прилично! У него стекает из-под халата какая-то жидкость… Я вижу, как она протекает сквозь доски…
– Там… там что?
– Чаша, – внезапно очень уверенно, сузив свои красивые глаза, прошептала герцогиня. – Чаша! Из бронзы. И… и… и под ней еще чаша…
Вдруг в эту речь ворвался колокольный звон. С колокольни Сазорка. Он поплыл над ними и прошел рябью по полу, где стояли голые ступни англичанки: видно, она ощутила эту дрожь вековых плит, потому что поджала бледные пальцы ног.
– Чаша… – жалобно выдавила она. – Две. Нижнюю… я вижу ночь… ее кто-то забирает. Но я не вижу этих людей… О, Господи!
Она закрыла лицо тонкими аристократическими руками. Сазорк рассыпал колокольный звон. Полковник глянул на часы и озабоченно оборонил: