Эта насмешка витала над вулвортовским строением со времен первой мировой, когда в его кабинетах сошел с ума охваченный манией преследования немецкий военный атташе, готовивший нападение на Нью-Йорк. А потом печально известный генерал Форрестол едва не заколол вилкой официанта, узрев в нем советского шпиона. Одним словом, на всех этажах небоскреба так или иначе витал дух трагикомедии. Поэтому синяя табличка, слева от лифта, украшавшая один из кабинетов-залов, была выполнена в том же иезуитском духе. Сверху шел текст на русском – дерзко, кириллицей, которую понимал только негр-уборщик, когда-то ходивший в Союз на кораблях «Совфрахта». Надпись гласила:
...Б. О. Г.
Прием по личным вопросам:
с 12:00.
Тапочки снимать!
А ниже шла уже англоязычная надпись, вгонявшая в полный ступор добропорядочных христиан:
...The god
The satan
All inclusive
Prepare a triviality
Сейчас за этой коричневой дверью жужжала тишина. Жужжала тремя десятками ручек Parker, скользящих по мелованной бумаге подарочных блокнотов. На каждом листе просматривалось изображение чьей-то объемистой задницы нежно-розового оттенка и надпись водяными знаками: «Менструация – это щель между мирами. В. Пелевин».
Около тридцати менеджеров, студентов Манхэттенской Биржевой школы, усердно водили ручками по листкам. А на некотором возвышении сидел в кресле румяный круглолицый человек в замшевом костюме от Briony. По американской привычке он водрузил на стол свои ноги без носков, выставляя на обозрение студентам свои розовые, румяно-сытые ступни. А сам он – бритоголовый, чернобровый и большеротый – спрятался за своими задумчиво шевелящимися пальцами. Полулежа в кресле и изредка отпивая из бутылки охлажденный зеленый чай, он вещал с такой интонацией, с какой декламируют Шекспира на школьных вечерах.
– …По сути дела, все мы получаем только пять процентов от того объема оплаты за нашу работу, который могли бы получать. Это очень легко отследить. Сколько стоит, например, внедорожник Ford Expedition с четырехлитровым двигателем? Семьдесят тысяч долларов в автосалоне на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню. Сколько получает рабочий фордовского завода в Детройте за один день? Всего триста пятьдесят баксов. В месяц – около восьми с половиной тысяч – это без вычетов на страхование и кредиты. Получается, если он соберет за день один внедорожник, то получит ровно пять процентов от его цены. Ну да, один рабочий крутит одну гайку, прочие же крутят другие гайки… В итоге, если посчитать суммарную долю этого рабочего от стоимости изготовленного им продукта, получаются все те же пять процентов! Вопрос: а куда же деваются остальные девяносто пять процентов? Ведь они не могут исчезнуть, парни? Ну, мыслите, мыслите… ворочайте верхнеягодичной мышцей! Ага! Дошли?! Итак, куда-то уходят все девяносто пять процентов. Ну, а если бы рабочий получал за те же восемь часов работы не пять, а десять процентов? Он бы мог работать меньше времени, чтобы обеспечить себе тот же уровень жизни. А если бы получал пятьдесят процентов? Он бы работал четыре часа и ни о чем бы не думал. А если бы он получал сто процентов? Да он бы тогда вообще не работал, дурни вы ореховые, поняли или как?
Олег Макарович Лиходеев, произнеся все это на английском и добавив в речь несколько хлестких оборотов из лексикона портовых грузчиков, залился счастливым смехом. Его смех в этой строгой аудитории, тщательно декорированной кремовыми стенами и упрятанными в элегантные ниши лампами, был так же неуместен, как, положим, разбросанные по ней картофельные очистки.
– …Итак, куда же деваются проклятые девяносто пять? А вот туда, милые вы мои засранцы. Они поступают в карман мировой элиты. Что такое само по себе деньги? Это ерунда. Бумажки. Это шелуха. Мусор. Деньги – это эквивалент того самого отнятого труда, который порождает результат и, в конечном счете, наслаждение жизнью. Получается, девяносто пять процентов жизни просто вынимают у нас из карманов и суют в свою задницу, а мы остаемся тоже с задницей, но с голой. Это понятно? Отлично. Теперь мы перейдем ко второй части лекции. Как сделать так, чтобы мы получали не пять, а те самые девяносто пять процентов…
Впереди сидящий студент, мордатый латиноамериканец, приподнялся на своем месте, покраснел и без того бурым лицом и громко пукнул. Аудитория политкорректно промолчала. Лиходеев зевнул, отпил еще зеленого чая (мельхиоровый чайничек-вытяжка, блистающий полированным бочком, и тонкостенная фарфоровая чашечка стояли на столе сбоку) и убрал ноги со столешницы. Как раз вовремя: зазвонил небольшой телефончик, а точнее – завибрировал. Лектор завозился в кармане своего роскошного пиджака от Brioni.
Олег Макарович поднес трубку к уху. Послушал. А потом неожиданно встал за столом, выпрямил кряжистое тело, размял его в паре ленивых асан и рявкнул:
– …А это просто! Надо посмотреть, на чем вы сидите!!!
– На заднице! – неуверенно ответил латиноамериканец, коверкая чуждое ему слово.
И ошибся.
– На деньгах!
Студенты завозились. Консультант смеющимися глазами наблюдал за аудиторией, пока наконец самый сметливый не догадался выдернуть из-под себя стул и пошарить рукой по его нижней части. Пальцы студента нащупали десятидолларовую бумажку.
– О, вау!
Лиходеев ухмыльнулся.
– Это вам бонус за то, что вы, олухи, все-таки проснулись и пришли на лекцию. Вы сэкономили ровно одну двадцатую часть из внесенной вами платы. Пять процентов! Вы их заработали! Вау! Радуйтесь! И думайте, куда делись остальные девяносто пять. На следующей лекции я спрошу ваше мнение. Все свободны.