И вот она здесь! Она идет по этим камням! А как же сон?! Кто поднимался по лестнице? Или она уже путает явь и сны…
Майя подходила все ближе к южной оконечности Аламута. Выточенные временем скалы врезались в сознание жесткой формой. Внезапно возникла сумасшедшая мысль: а если… Если?! Воровато оглянувшись, она сорвала с ног туфли и, ступая босиком по этим неожиданно показавшимся горячими камням, бросилась туда. К краю.
Она оказалась на площадке. Почти отвесно скала уходила вниз, под ней дышало холодом Мазендеранское ущелье. Она видела сверху на фоне бездны пальцы своих ног, побелевшие и вцепившиеся в самый край вековых камней. Дикое чувство сопричастности к событиям десятивековой давности входило в нее через голые пятки, газировкой пробивало до самого мозга. И кипело. Странно: гладкие камни царапали ее пятки, как наждак, подошва горела! Каждым миллиметром кожи она ощущала дикую силу, рвущуюся со скалы вверх – в каждого, кто не испугается прикоснуться к ней. Да, вот почему тут проложены галереи НАД ЗЕМЛЕЙ… Они сами боятся ее, этой Скалы…
– Именно отсюда когда-то Заният сбросила девочку, рожденную второй женой ас-Саббаха. Хорошее место выбрали, моя дорогая!
Это донеслось ей в спину, как выстрел, и она качнулась. Ущелье заглянуло ей в лицо, дохнуло Смертью, но сильные руки подхватили ее и оттащили назад.
Махаб аль-Талир протягивал ей туфли.
– У вас роскошная интуиция, – заметил он, пряча улыбку в бороде. – А вон там, где стоит камера управления реактором, была глинобитная хижина Старца. От нее до этого места – ровно пятьдесят шагов.
– Извините, – пристыженно пробормотала девушка, прыгая на одной ноге и не справляясь с правой туфлей.
Махаб аль-Талир благосклонно кивнул. На нем уже были черный деловой костюм и все тот же арабский платок на голове, под кожаным обручем.
– Ничего. Сейчас мы выпьем кофе с рюмкой хорошего коньяка и приступим к инспекции…
– С рюмкой коньяка? Но ведь ислам запрещает…
– Хмельные напитки запрещены Кораном в стихе 5:92, – рассеянно проговорил араб, следуя за Майей в сторону грибовидного купола Главного корпуса. – Но хафитская школа, например, разрешает употребление финикового вина – табиза… В сущности, арабская аристократия всегда мало обращала внимание на этот запрет Корана. Поэтому нам не стоит беспокоиться, бисимиллах!
Она шла впереди, как овечка.
...Новости
«…Накануне начала работ международных инспекторов в горной цепи Эль-Бурс, на малом плато Аламут, где расположен Иранский центр ядерных исследований – один из трех национальных – мир раскололся на две части. В Тегеране прошли манифестации с призывом к правительству ни за что не допускать ни европейцев, ни россиян в Аламут, а в Европе произошел случай самосожжения: в знак протеста один из католических монахов облил себя бензином и поджег одежду прямо напротив церкви св. Михаила Архангела… Известный христианский теолог Роланд Масс утверждает, что присутствие в Аламуте посторонних непременно разбудит дух Старца – сколь легендарного, столь и фантастичного хозяина Скалы и руководителя мифического ордена ассасинов, терроризировавшего всю Европу… и тогда неизбежна третья мировая война. Однако эти мистические ожидания, как отмечают серьезные специалисты по истории исламских движений, не более чем истерия: орден низаритов-исмаилитов давно превратился в культурно-литературный фетиш…»
Колин Бостер
The Independent, Лондон, Великобритания
В одной из комнат главного корпуса их действительно напоили крепким кофе с коньяком. Майя с опаской смотрела на чашки с густой черной жидкостью, почему-то вспоминая Чепайского и небрежный комментарий о его смерти из уст араба. Но Кириаки, поблескивая круглыми очками, пила этот кофе совершенно спокойно.
Аль-Йакуби немного рассказал про жизнь сотрудников. Упомянул, что в Центре есть специальный сад под крышей – с тропическими растениями, для отдыха сотрудников. Райский сад в Аламуте! Майе это что-то смутно напомнило… Затем, после ни к чему не обязывающей беседы о нынешней погоде и архитектуре строящегося Тегерана, Махаб аль-Талир, очаровательно улыбнувшись, перешел к делам.
– Согласно мандату нашей инспекции, господин аль-Йакуби, во время процедуры забора проб все сотрудники должны находиться в своих жилых помещениях. Вам надо оставить самый минимум…
– Сотрудники остались только в Центре контроля и Главном зале, – с готовностью доложил хозяин Центра, – все остальные отпущены в жилой корпус.
– Хорошо. И еще, я должен вам напомнить, что по условиям проведения инспекции ваша радиостанция не имеет права посылать никаких сообщений… Это решено?
– Да, господин Махаб. Связь военной РЛС выведена на центральный динамик.
– Очень хорошо.
– Я прилагаю все усилия, – вдруг с необычайным пафосом проговорил сириец, – чтобы вы, господин Махаб, и ваши коллеги убедились в том, что Иран заинтересован исключительно в мирном атоме. И не более того. Мы можем начинать, господин Махаб…
Махаб аль-Талир, улыбнувшись своим располагающим, смуглым и благородным лицом, только кивнул.
…Поляков Махаб, видимо, взял в инспекцию исключительно для хозяйственных работ: к моменту спуска их на первых этаж Главного операционного зала все польские сотрудники куда-то подевались. Некоторые из них, как знала Майя, монтировали у белой пирамиды, над корпусом экспериментального реактора, красный цилиндр с устрашающими надписями и эмблемами радиационной опасности. Американцев Махаб тоже куда-то отослал: вероятно, бродить с дозиметрами по территории. Оставались только Майя, задумчивая Кириаки, Махаб и рослые, белокурые шведы – человек десять мужчин и две женщины с лицами суровых валькирий. Они сразу же закатали рукава своих белых халатов, и на фоне этой белизны заметны были густые рыжие волосы на мускулистых руках. Какую функцию были призваны выполнять эти создания, Майе было совершенно неясно.