Ага, девяносто семь! А если Старец считал… А то, что он считал, он закладывал в свою проклятую магию! Что, если он «отмерил» эти самые девяносто семь лет каждому поколению? Все логично – до самой старости доживают не все тридцать пять Невест, иначе бы линия выглядела слишком безупречно. Значит, вот где они, охотники за ассасинами, ошибаются – только определенное количество Невест «метит» новой улльрой свою преемницу. И, когда та умирает, то прозревают, понимая свое предназначение, ею помеченное…
Он выписал года и римские цифры поколений в столбик:
1 – 1124 – I
1 – 1221 – II
7 – 1318 – III
7 – 1415 – IV
6 – 1512 – V
6 – 1609 – VI
8 – 1706 – VII
1 – 1803 – VIII
Потом подумал и прибавил еще строчку:
37 – 1900 – IX
Девятое поколение пошло в 1900-м? Тогда «пометили» больше, чем тридцать пять… Нет, что-то не сходится.
Он вернулся к большому треугольнику. Все цифры «уходят» в целые, и только два раза мелькает предательский ноль, знак пустоты – во второй раз и в конце. А что, если это намек на «пустое» поколение, по каким-то причинам пропущенное? В нем инициацию могли осуществлять уцелевшие потомки самого Старца… если они были! Или те, кто фактически занимал его место.
Алексей наморщил лоб, вспоминая… Рашид ас-Синан, последний Старец, глава сирийского ордена. Так, умер он в тысяча сто девяносто втором, а последняя сирийская крепость пала в тысяча двести семьдесят третьем… Стоп! Если провести «генеалогию» с этих дат?
Второе, «пустое», поколение от ас-Саббаха попадало на тысяча дведсти двадцать первый год – время расцвета сирийского ордена. Значит, инициацию Невест провел уже последний Старец, ас-Синан. После его смерти могло остаться семь невест, способных передавать улльру…
Линия от смерти Рашида ас-Синана попадала девятым поколением на тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, опять с пустышкой-ноликом. Кто родился в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом, Алексей не знал. Ясно было одно – надо смотреть по «Невестам». А это может только полковник Заратустров.
Для любопытства Алексей еще раз поиграл цифрами. Линия ас-Саббаха давала еще знаковые годы – 1995 и 1941. А линия от падения Ширд-Куха – 1979 и 1925. Черт его знает, что было в эти годы.
По линии ас-Синана цифры девятого поколения, которые в сумме давали злополучную десятку, указывали одновременно на рождение нового Старца и на пустоту. По линии от падения Ширд-куха и заката ордена на Востоке – это было восьмое поколение, имевшее нумерологическим кодом цифру «8», то есть жизнь.
Алексей хмыкнул, собирая листы в пачку. И в это время сверху на них, рассыпая крошки пепла от сгоревших крыльев, рухнуло обогревшее тельце мотылька.
И сразу же зазвонил телефон – большой фуксовый аппарат в углу кухонного стола. Звонил Пилатик. Из Питера. Там у них было всего лишь половина двенадцатого ночи.
– Эраст Георгиевич! – закричал Алексей, не думая о том, что разбудит Ирку. – Я тут кое-что расшифровал! Кажется, в треугольнике годы зашифрованы… Год рождения главной «Невесты»! Или нового Старца…
Он, захлебываясь, продиктовал полученные цифры. Пилатик за тысячи километров молчал, шурша бумагой.
– Молодец, – как-то расслабленно проговорил следователь. – Ты только это, родной, сейчас нашему другу отошли. Помнишь, он тебе номерок давал?
– Полк… – начал было Алексей, но прикусил язык.
Он вспомнил квадратик бумажки с цифрами, которые в той «нехорошей» квартире дал ему Заратустров.
– Хорошо, Эраст Георгиевич, я отошлю. А по книге есть что-то? Или это не телефонный…
– Телефонный. Установили мы, кто книжечки забрал. И кому передал.
– Ого! Жив, видать, курилка?
– Да. Откачали. В Склифе.
– Так вы же…
– Я уже в Москве, Леша. Так вот, тот человечек получил огромные деньги, выпил с заказчиком книг кофейку в забегаловке и рванул на «Красной Стреле» в Москву. А там загремел через два дня в Склиф. Острое внутреннее кровоизлияние. Видать, кофеечек с толченым алмазом был. Узнаешь почерк?
– С толченым… алмазом… – пробормотал Алексей; что-то крутилось в памяти. – Ну, а он рассказал-то хоть что-нибудь?
– Под капельницей рассказал. Запоминай, если нужно: книжечки он отдал некой француженке с чудной фамилией Чараламбу. А та – официальный член международной инспекционной комиссии…
И он назвал длинное арабское имя, прогрохотавшее по мозгам Алексея, как товарный поезд. Молодой человек не сразу смог ответить, и следователь истолковал это по-своему.
– Ну ладно, Алеш, спать ложись. Утро вечера мудренее. Потом свяжемся.
Закончив разговор, Алексей включил факс. По номеру полковника ему ответил какой-то женский голос, очень мелодичный, но со стальной холодностью: «Пожалуйста, начинайте передачу после гудка…» – факс стоял на автомате. Погруженный в задумчивость, Алексей совал в щель аппарата листы. Вышло пять штук. Ничего, не разорятся…
И, только когда он закончил передачу, вспомнил, что Майя, рассказывая о новой работе, помянула любвеобильного физика, встретившего ее перед тем, как везти к арабу. Тот тоже обожал кофейку попить…
Он вспомнил, как Пилатик вскользь рассказывал ему, что этот самый товарищ скоропостижно скончался сразу после отлета инспекции – от внутреннего кровоизлияния – и что он, Пилатик, сейчас бодается с судмедэкспертизой на предмет эксгумации трупа: слишком поздно к нему попало это дело.
Алексей все вспомнил.
И первым делом бросился к холодильнику.
Спустя минуту, когда он, стоя у раскрытой дверцы, бросал в свой рюкзак тушенку, какие-то сосиски, недоеденный кусок сыра, над ухом раздалось: