Свидание на Аламуте - Страница 108

108

Шкипер передал: «Лис берет на себя двух стражей, а я положу тех, кто по краям. Вали ближнего. Стреляй в живот. Только в живот, понял! Шаман пока не опасен, он камлает, он пуст. Поднимаемся одновременно». Медный вздрогнул и стиснул пистолет в руках, стараясь не стукнуть им о камни.

Факелы в углах зала внезапно рванулись вверх протуберанцами. Фигура на ложе зашевелилась. Ее бледные тонкие руки вдруг пошли в стороны, отлипая от тела, казалось, с трудом. Огонь на жертвеннике метал искры. Шаман запрокинул голову. Маска с глухим стуком свалилась с его лица, оголив еще одну маску, почти высохшую, с провалившимся носом и огромными бельмами вместо глаз, затянутыми наглухо белесой пленкой, с недоразвитыми остатками ушей и парой седых косм, вытянувшихся по голому, бугристому черепу…

Он закричал.

Ребята быстро поднялись.

Их заметили в тот же момент, но было уже поздно. Медный опять вошел в это необычное, раздвоенное состояние. Часть его души взлетела во мрак, наблюдая все происходящее; мозаично складывались отдельные, вроде бы не связанные детали…

Адский грохот и белое крошево, пеной брызнувшее из статуй.

Распластавшаяся над детьми фигура Мириклы в изорванном платье – ее широкая, темная спина и черно-седые волосы на плечах.

Пистолет Шкипера, который тот держал обеими руками.

Гильзы, пляшущие у босых ног Лис с резко обозначившимися мускулами выпуклых икр и рельефными косточками на щиколотках.

Оскаленный рот-провал шамана, воздевшего руки к темному потолку.

Биение какой-то фиолетовой жилки под коленкой у девушки, уже изменившей позу на ложе и свернувшейся, как человеческий зародыш; скрюченные в судороге рождения пальцы ее ступней – белые черви в золотых колечках.

Борода Кроу с застрявшими в ней комками плесени.

И страшный сгусток темной, звериной ненависти, рванувшийся на него оттуда, из зала.

Он слышал: «Стреляй только в СВОЕГО!» И этот «свой» уже обернулся, он выкинул руку с ножом… Медный видел летящий клинок, видел, как тяжелые пули «маузера» отбрасывают его в сторону… И вот уже изменилась траектория полета…

Они светились, будто трассирующие, эти пули Медного, и, как очередь из авиационного пулемета в компьютерной игре-имитации, уходили в центр. Теперь он понял, отчего нужно было стрелять в живот: у стража именно там, невидимые обычному глазу, пламенели и скручивались вихри Точки Сборки – пурпурные, изумрудные и белые. Пистолет бросало в руках Медного, и импульсы ненависти били по его голове. Из ушей потекло что-то теплое, липкое, но он стискивал зубы и гвоздил, гвоздил пулями. Когда семь девятимиллиметровых пуль ушло в этот огненный центр, Медный рухнул на колени. Его сознание затягивалось серым туманом, но в руках очутился второй магазин, и он неизвестно когда заученным движением перезарядил «маузер». Снова раздался грохот… И над всем этим на одной визжащей ноте – дикий крик шамана, ультразвук из раззявленного беззубого рта, как сполох молнии…

Лис стреляла с двух рук – из своей «Гюрзы» и из «Целиски» Кроу. Сначала один страж, отделившийся от стены и шедший на них неумолимо и страшно, вдруг вспыхнул голубым спиртовочным пламенем и моментально раскатился по полу на пылающие головни; потом второй полыхнул и распался на кубики, словно домик из конструктора. Потом ослепила на миг другая вспышка – это загорелся противник Шкипера…

Последний оставшийся страж был уже на ступенях. Метрах в трех. Пули изорвали его халат, под которым была видна не плоть, а какое-то свечение. Страж вытянул длинные рукава халата, в которых были видны светящиеся голубым обрубки, и ударил своими искрами Шкипера. Патронов у того уже не было…

И прежде чем Медный попытался прийти на помощь – его противник, стоявший у идола Гапи, распался на ошметки, – Шкипер, зарычав, бросился прямо в объятия стража. Два тела, одно из которых наверняка не было человеческим, сшиблись и покатились по каменным ступеням вниз. И вот Шкипер уже валялся в горящих обломках этого существа, стряхивая их с себя. Затем он повалил Алехана, и тот кулем опрокинулся на камни.

Все стихло. Очень резко. Как будто всем им вставили в уши ватные затычки.

Они спускались вниз. Мирикла ползала на коленях около детей, тормоша их. Видно, ноги у нее отказали от чудовищного всплеска зла, происшедшего в этом зале. Она шлепала по щекам будто заснувшую Патрину; голова той болталась, как у куклы. Хрипел с трудом вставший на четвереньки англичанин. Алехан лежал ничком у перевернутого чана с оленьей кровью; его лицо покрылось темными пятнами. Та самая обнаженная девушка уже спустилась с ложа; вероятно, она пришла в себя, с нее спало наваждение, и сейчас она присела, спрятавшись за черным базальтом, и с побелевшим от ужаса лицом глядела на них. Пахло паленым мясом, тухлой кровью животного, гнилью и чадом; горели только два факела.

– Это мэнквы! – услышал Медный охрипший голос Шкипера. – Они просто истуканы… мешки с дерьмом… Им усилили средние чакры, и они смогли двигаться… А это… это..

Шаман лежал бесформенной кучей тряпья. Шаркая ногами со странным, скрежещущим звуком по лужам крови, Шкипер подобрался к этой куче, приподнял голову за клок седых волос, и она легко отделилась от тела, будто бутафорская…

– Эрлик-хан ушел из него… все… – выдавил Шкипер и со злостью швырнул эту страшную, обкромсанную смертью черепушку в кучу тряпок.

Но внезапно брошенная голова зашевелилась; Шкипер отскочил. Нестерпимо яркий свет залил помещение, осветив наконец его форму: ровная трапеция, почти отполированные чем-то своды и орнамент из сплетенных тел. Чудовищный сгусток огня сорвался с жертвенника и взмыл вверх.

108